Horse Lifes

Джондалар добрался до тенистых зарослей, тянувшихся вдоль реки. Охватившее его возбуждение было настолько велико, что он не смог с ним справиться. Стоило ему скрыться за стеной густой растительности, как на землю упали первые капли вязкой белой жидкости. Содрогаясь всем телом, он прислонился к дереву. По крайней мере он почувствовал хоть какое-то облегчение и теперь сможет снова подойти к этой женщине, не испытывая неодолимого желания повалить ее на землю и силой овладеть ею.

Отыскав сухой сучок, он разрыхлил землю и прикрыл следы сокровенных соков Радости. Зеландонии говорил ему, что не следует проливать впустую соки, которые дарует Великая Мать, но если возникнет крайняя необходимость, надо вернуть их Ей, сделав так, чтобы они впитались в тело Великой Матери Земли. «Зеландонии был прав, – подумал Джондалар, – это пустая трата, и она не приносит радости».

Он пошел вдоль реки, не решаясь выбраться из зарослей на открытое место. Он увидел, что Эйла ждет его, стоя возле большого валуна, обхватив жеребенка рукой за шею и прижавшись головой к Уинни, словно ища у животных поддержки и утешения. Она показалась ему крайне ранимой и беззащитной. «Ей следовало бы обращаться за поддержкой ко мне, – подумал Джондалар, – и утешать ее должен я». Ему стало очень стыдно, как будто он сделал нечто недопустимое, ведь он полагал, что причина ее огорчения в нем. Собравшись с духом, он вышел из зарослей.

– Порой мужчине бывает необходимо поскорей облегчиться, – смущенно улыбаясь, солгал он.

Эйла удивилась. Зачем он говорит неправду? Она поняла, что он сделал. Он утолил желание сам.

Любой мужчина из Клана скорее посягнул бы на женщину вождя, чем поступил бы так, как это сделал Джондалар. Будь охватившее его желание настолько сильным, он подал бы условный знак даже Эйле, если бы рядом не оказалось других женщин. Ни один из взрослых мужчин не стал бы сам утолять желание. Мысль об этом мог допустить лишь юноша, достигший зрелости, но не успевший добыть на охоте зверя и пройти через положенный ритуал. Но Джондалар не нашел возможным подать ей знак и предпочел поступить иначе. Никогда в жизни ей не доводилось подвергаться такому унижению.

Она ничего не ответила на его слова и сказала, стараясь не встречаться с ним взглядом:

– Если ты хочешь покататься на Уинни, я подержу ее, а ты заберись на камень и садись к ней на спину. Я скажу Уинни, что тебе хотелось бы на ней прокатиться. Может быть, она согласится.

«Ах да, именно поэтому мы и перестали собирать зерно, – вспомнил Джондалар. – И куда только подевалось прежнее рвение? Мы едва успели пересечь поле, но за это время многое изменилось». Стараясь держаться как ни в чем не бывало, он залез на камень, в котором имелась похожая на сиденье выемка, и Эйла подвела лошадь поближе. Джондалар так же старательно избегал встречаться с ней взглядом.

– Какую команду ты ей подаешь, чтобы заставить ее стронуться с места? – спросил он.

Эйле пришлось подумать, прежде чем ответить.

– Я не подаю никакой команды, она трогается с места, когда мне этого хочется.

– А как она узнает о том, что тебе этого хочется?

– Не знаю… – Она сказала правду, ей ни разу не доводилось задуматься об этом.

Джондалар решил, что это не важно. Если лошадь позволит ему усесться к ней на спину, пусть несет его куда захочет. Он положил руку на загривок лошади, чтобы не соскользнуть с камня, а затем забрался на нее.

Уинни пугливо повела ушами, чувствуя, что это не Эйла. Она привыкла ощущать прикосновение ног и бедер Эйлы, движения ее мышц служили сигналами, побуждавшими ее к тому или иному действию, а на этот раз ощущения оказались иными, и вдобавок сидевший на ней человек весил больше, чем Эйла. Но Эйла стояла рядом, прижавшись к ее шее, да и мужчина был ей знаком. Кобылка растерянно потопталась на месте, но вскоре успокоилась.