Horse Lifes

– Как давно вы стоите на посту, капрал? Молодой офицер посмотрел на солнце, склоняющееся к горизонту на западе.

– Примерно часа четыре. А что?

– Проходила ли мимо вас молодая монахиня? В коричневом одеянии, белом чепчике…

Часовой тут же глянул в сторону леса, несколько мгновений рассматривал Чернозуба, после чего гнусно захихикал:

– Вот уж нет! Да и чего ей тут бродить в одиночку…

Разозлившись на его плотоядное хихиканье, монах повернулся и побрел обратно к дому. Гнев снова уступил место страху. Он понимал, что теперь опасается за Эдрию, но скорее всего она уже в безопасности у себя дома, в Полых Аркадах. Монахиня – это всего лишь монахиня. И если у монашек выше по склону холма есть небольшой монастырь, будет ли часовой настырно интересоваться, куда она идет?

Этой ночью ему снилось, что на нем зеленая наголовная повязка и он убегает от толпы, которая хочет его кастрировать за возлежание с Торрильдо, а у того груди такие же большие, как у Эдрии… или это у Эдрии такой же большой пенис, как у Торрильдо? Он был загнан в амбар Шарда, где теперь стоял старый генератор брата Корнера и электрический стул из часовни. Кто-то вопил. Грубые руки уже привязывали его к стулу, когда кто-то встряхнул его, и Чернозуб проснулся. Грубые руки принадлежали Вушину.

– Перестань орать, – сказал Топор. – Ты всех перебудишь.

– Уже разбудил, – сонно пробормотал Аберлотт из соседней комнаты. Крумли выругался и взбил подушку. Джасис продолжал стонать и похрапывать.

Когда остальные обитатели дома снова погрузились в сон, Чернозуб засунул руку под жесткую подушку и нащупал четки. Сжав распятие, он начал шептать символ веры, но остановился. Как бы четки ни блестели полировкой, ему казалось, что они подверглись осквернению. Во время исповеди он пытался обвинить Эдрию в их краже, но отец Спеклберд вынудил его признать, что он просто забыл взять у нее четки после того, как испытал столь приятный, но греховный секс на сеновале.

– Не пытайся искать слова. Ты отдал четки в обмен на минет, – мрачно сказал старик, – нарушив обет целомудрия. А теперь продолжай. Что еще ты сотворил?

Чернозуб все еще нес груз наказания, которое наложил на него отец Спеклберд. («Ты должен составить список, куда внесешь все свои достоинства, сын мой»). Сначала он подумал, что наказание не несет в себе ничего особенного и что перечень будет довольно коротким. Но чем дольше он трудился над ним, тем яснее понимал, что все его добродетели сосуществуют рядом с грехами, да и не слишком отличаются от них. Лучше уж ничем не обладать, чем признаться в такой духовной нищете.

С тех пор как стали прибывать гости, состояние города оставляло желать лучшего. С горных склонов доносилось зловонное дыхание чинука и, дыша им, заболевали дети и старики. Продуктов не хватало, особенно пшеницы, а низкосортная рожь шла по очень высокой цене. Гостиницы были набиты под завязку, переполненная канализация выплескивала свое содержимое на улицы, и ручейки его текли по обочинам. Кардиналы еще не собрали кворума, но среди тех, кто уже прибыл, несколько человек заболело. В первую очередь вина возлагалась на воду. Так бывает каждый раз, утверждали гости; только местные жители могут без опаски пить ее. Но на этот раз ситуация была куда хуже, чем раньше. Болезни поразили и местное население. Симптомы были самые разные. Рвота и жар, как у Джасиса. Другие мучились головокружениями, головными болями, депрессиями, маниями или впадали в панику. Один врач утверждал, что распространяются два заболевания. Только богатые жители Валаны, казалось, обладают иммунитетом, но выяснилось, что иммунитет не имел отношения к богатству; прибывающие кардиналы были далеко не бедными, но у многих из них уже стали проявляться симптомы заболевания. Раздавались настойчивые требования скорее открыть конклав и, если возможно, не мешкая, завершить его. Местные жители возлагали вину на скученность, причиной которой были визитеры. Другие ссылались на Божий гнев, который можно будет смягчить только быстрым избранием папы.