Horse Lifes

Когда во вторник утром я приехал на Шарлотт-стрит, Элис сидела за пультом, попивая кофе и изучая выкройки для вязания. Увидев меня, она поманила пальцем, и я пошел за ней в кабинет, который недавно предоставил ей Доулиш. Он был до потолка забит директивными бумагами, официальными газетами, справочниками «Кто есть кто» и ящичками картотек с вырезками. Она села за маленький столик, который использовала в качестве письменного. Я помог ей убрать двухфунтовый пакет сахара, электрический чайник, два перевязанных шнурком и запечатанных пакета с секретными бумагами и банку из-под растворимого кофе с дыркой наверху, куда посетители конторы опускали деньги – свой взнос на покупку чая. Она перевернула страницу подшивки.

– Ты пил кофе? – спросила Элис.

– Да, – ответил я.

– "Алфоррека" продолжается, – сообщила Элис, – официально. Сверху пришло распоряжение.

– О, хорошо, – сказал я.

– Не пытайся обдурить меня своим «О, хорошо». Я знаю, чем ты занимался.

– Закуришь? – спросил я и предложил ей сигарету «Голуаз».

– Нет, – восстала Элис, – и не хочу, чтобы ты тоже распускал в этой комнате отвратительный дым.

– О'кей, Элис, – кивнул я и убрал сигареты в карман.

– От этого французского табака запах остается на несколько дней, – поморщилась Элис.

– Да, – согласился я, – действительно.

– Вот и все, – улыбнулась она.

Казалось странным, что Элис пригласила меня в свой кабинет впервые только для того, чтобы сообщить эту новость. Я поднялся. Она произнесла:

– Постарайся сделать несколько удивленный вид, когда Доулиш сообщит тебе об этом. Бедняга не знает тебя так, как я.

– Спасибо, Элис.

– Не благодари меня. Я просто хочу, чтобы он сохранил свои возвышенные иллюзии, вот и все.

– Да, но все равно спасибо.

Я повернулся, чтобы уйти, но Элис снова окликнула меня.

– Еще одно дело. Дженнифер, – сказала она.

– Дженнифер? – повторил я тупо, мысленно перебирая все известные мне кодовые имена.

– Дженнифер из кассового отдела; она выходит замуж.

Я не испытал ни чувства вины, ни ревности.

– Я даже не знаю, о ком ты говоришь, – уставился я на нее.

– Мы включили тебя в список. С тебя два фунта, – раздраженно произнесла Элис, – на подарок.

В офисе я увидел Джин, которая все же начесала волосы, тридцать писем, ожидавших подписи, и массу вырезок, с которыми надо было ознакомиться: американский государственный департамент, отчеты отдела контрразведки и обороны, а также розовые листы писчей бумаги с переводами из «Ред флэг», «Пиплз дейли» и информационных материалов МВД. Я сложил всю пачку в портфель.

Опасность, что пойдет снег, все еще сохранялась, и тяжелые серые облака висели на небе как фальшивый потолок. Контролеры облизывали свои карандаши, а полицейские с большими связками ключей отпирали дверцы машин, которые перестаивали время парковки, и оставляли на ветровом стекле уведомление о штрафе.

Я заглянул в офис Доулиша. Он вбивал в стену гвоздики.

– Привет, что ты скажешь об этом? – спросил он, показав на репродукцию в раме, изображавшую «Железного герцога» на толстом коне, одной рукой приподнимавшего в приветствии шляпу и другой рукой размахивавшего мечом.

Под изображением, на изящной медной табличке, было начертано:

«Надо пережить все ужасы войны и хитросплетения мирских дел, только тогда поймете: вы не знаете, что причиняете своими действиями».

– Очень красиво, – сказал я.

– Подарок от сына. Он очень любит цитировать Веллингтона. Каждый год в годовщину битвы при Ватерлоо мы устраиваем небольшой прием, и у всех гостей должны быть наготове анекдот или цитата.

– Да, я делаю то же самое: произношу цитату, когда натягиваю мои веллингтоновские сапоги.

Доулиш посмотрел на меня прищурившись. Чтобы снять напряжение, я предложил ему сигарету.

– Ты собираешься продолжать операцию «Алфоррека»?

– Хочу выяснить, почему Смит послал Гэрри Кондиту лабораторного оборудования на семь тысяч фунтов в захолустье Португалии.

– Ты считаешь, что это даст всему объяснение? – спросил Доулиш.

Он стукнул молотком по руке.

– Не знаю, – ответил я, – может, смогу рассказать вам кое-что после того, как поговорю с человеком, который обследовал контейнер. Я считаю, что взрывчатку заложили в мою машину скорее для уничтожения контейнера, чем для того, чтобы убить водителя.

Доулиш кивнул.

– Удачной тебе поездки в Кардифф, – бросил он, продолжая вбивать гвозди.

– Не ударьте себя по пальцу и не уроните молоток на ногу.

Он снова кивнул и продолжал колотить молотком.

В тот момент, когда поезд прополз мимо Паддингтона, я склонился над залитой подливками скатертью. Закопченные домишки стояли, прижавшись друг к другу тесно, как клавиатура концертино. Серое белье развевалось на ветру. За Ледброук-Гроув маленькие садики задыхались от подпиравших их груд строительного мусора, искореженное железо и ржавая проволока напоминали о разрушенных зданиях.