Horse Lifes

– О каких испытаниях ты говоришь?

Еще никогда Шамуд не говорил с Джондаларом столь откровенно.

– Я говорю о периодах воздержания, во время которых ты должен забыть о Радостях, и о периодах молчания, когда ты не можешь произнести ни слова. А голодание, а изнурение себя бессонницей? Существуют и иные испытания. Мы научились использованию этих техник для поиска ответов разного рода и откровений Матери, которые особенно важны для ищущего. Через какое-то время человек осваивает нужные состояния настолько, что приучается входить в них по своей воле. Однако это вовсе не значит, что названные техники не будут использоваться им и в дальнейшем.

Установилось долгое молчание. Шамуд умудрился увести разговор в сторону, так и не ответив ни на один из вопросов, действительно волновавших Джондалара. Но не задать их он не мог.

– Ты знаешь, что… необходимый. Может, Шамуд скажет, что означает… все это? – Джондалар неопределенно взмахнул рукой.

– Да, я знаю, что тебе нужно. После того, что случилось здесь этой ночью, тебя не может не волновать судьба брата… Тонолан, Джетамио… Ты сам…

Джондалар согласно кивнул.

– Ты же понимаешь, на свете нет ничего определенного…

Джондалар вновь согласно кивнул. Шамуд оценивающе посмотрел на него, пытаясь понять, что ему можно открыть, и вновь уставился на костер. Молодому мужчине показалось, что меж ними разверзлась широкая пропасть, хотя собеседники продолжали сидеть на прежних местах.

– Ты любишь своего брата. – В голосе целителя зазвучали странные потусторонние нотки. – Тебе кажется, что он слишком силен, что ты живешь не своей, а его жизнью. Ты ошибаешься. Он привел тебя туда, куда ты и должен был прийти, но не смог бы сделать этого в одиночку. Ты следуешь своей, а не его судьбе, – просто какое-то время вы шли нога в ногу. Твоя сила имеет совершенно иную природу. Чем сильнее нужда, тем больше сила. Я почувствовал твою нужду во мне еще до того, как мы нашли на бревне окровавленную рубаху твоего брата, посланную мне.

– Я не посылал бревна. Это был случай! Удача!

– Я почувствовал твой зов совсем не случайно. Ему вняли и другие. Тебе невозможно отказать. Этого не сделала бы даже Мать! Именно в этом состоит твой дар. Бойся Даров Матери! Она делает тебя Своим должником. Раз уж Она наделила тебя столь серьезным даром, значит, Она рассчитывает на тебя, понимаешь? Ничто не дается просто так. В этом смысле не является исключением и великий Дар Радости. Он несет в себе глубокий смысл, пусть обычно мы и не понимаем его… Запомни раз и навсегда: ты исполняешь волю Матери. Тебе не нужен зов, ибо ты рожден для иной судьбы. Но прежде всего ты должен будешь пройти испытания. Ты причинишь боль и пострадаешь за это…

Глаза молодого человека округлились от изумления.

– Ты будешь уязвлен. Вместо исполнения желаний тебя будут ждать разочарования, вместо уверенности – сомнения. С другой стороны, Мать наделила тебя совершенным телом и разумом. Ты владеешь особыми искусствами и редкостными талантами. Мало того, тебя отличает необычайная чувствительность. Твои терзания – следствие твоих способностей. Тебе дано очень многое. Испытания, которые выпадут на твою долю, позволят тебе осознать эти дары… Помни о том, что служение Матери не только жертва. Ты найдешь то, что ищешь. Так угодно судьбе.

– Но как же Тонолан?

– Я чувствую разрыв – судьба ведет тебя иной дорогой. Позволь ему идти своим путем… Он полюбился Мудо.

Джондалар нахмурился. Подобное присловье имелось и у Зеландонии, но оно могло сулить и несчастье. Великая Мать Земля ревностно относилась к своим любимцам и рано призывала их к себе. Он подождал, но Шамуд не прибавил к сказанному ни слова. Он не совсем понял и его рассуждения о «нужде», «силе» и «воле Матери» – Те, Кто Служит Матери, часто говорят темным языком, – однако они явно не понравились ему.

Едва огонь погас, Джондалар поднялся с земли и направился к хижине, находившейся в задней части вымоины. Шамуд продолжал сидеть на месте.

– Нет! Я не могу бросить мать и малышку, – ответил он, словно прочитав мысли Джондалара.

По спине Зеландонии побежали мурашки. Неужели у Толи и ее дочки такие серьезные ожоги? И вообще, почему он так дрожит? Ведь ему совсем не холодно…