Horse Lifes

– Ты живешь одна, верно?

Эйла снова взглянула на него и внезапно обнаружила, что он смотрит на нее с изумлением, как будто впервые ее увидел. Но тут она спохватилась, вспомнив о том, что смотреть в лицо мужчине не положено, и опустила глаза. Впрочем, он вроде бы и не заметил допущенной ею оплошности. Губы у него все время шевелились, он издавал какие-то звуки и крутил головой по сторонам, осматривая пещеру. Эйла налила бульону в чашку, подошла к мужчине и присела на корточки, склонив голову, ожидая, когда он прикоснется к ее плечу и тем самым сообщит ей, что ему известно о ее присутствии. Так ничего и не дождавшись, Эйла подняла глаза и увидела, что мужчина вопросительно смотрит на нее, продолжая произносить какие-то слова.

«Он не знает! Он просто не знает, чего я дожидаюсь. Похоже, он и не подозревает о существовании знаков, – внезапно догадалась она. – Но как же мы с ним будем общаться, если он не понимает жестов, а я не понимаю его слов?»

И тут она вспомнила, как долго бился с ней Креб и она все не могла взять в толк, что можно разговаривать с помощью рук. Тогда она и не подозревала о существовании жестов и использовала в речи только звуки. А потом она привыкла к языку людей из Клана и позабыла о том, какой смысл имеют слова.

«Но между мной и людьми из Клана все кончено. Они прокляли меня. Для них я мертва. Я не смогу вернуться к ним. Теперь мне придется жить среди Других и научиться разговаривать так же, как они. Я должна снова научиться понимать слова и произносить их, иначе я не смогу ни с кем общаться. Даже если бы за это время мне удалось отыскать Клан Других, я не сумела бы объясниться с ними, а они не смогли бы меня понять. Может быть, именно поэтому мой тотем заставил меня задержаться в долине до тех пор, пока здесь не появился этот мужчина. Возможно, у него я снова научусь разговаривать?» Она поежилась как от озноба, хотя в пещере не было сквозняка.

А Джондалар все говорил, не умолкая, задавая все новые вопросы – хоть и не надеялся получить на них ответ, – ради того, чтобы слышать собственный голос. Женщина по-прежнему не откликалась, и ему показалось, будто он догадался, что тому причиной. Он решил, что она готовится вступить в круг Тех, Кто Служит Великой Матери или уже принадлежит к их числу. Тогда многое становилось понятым: ее познания в целительском искусстве, ее власть над лошадью, причина, по которой она живет в одиночестве и отказывается разговаривать с ним, то, что ей удалось найти его и перенести в пещеру. Он не имел ни малейшего представления о том, где она расположена, но сейчас его это не особенно волновало. Он радовался тому, что ему повезло и он остался в живых. Впрочем, припомнив еще кое-что из разговора с Шамудом, он забеспокоился.

Теперь он понял, седовласый целитель предсказывал, что Тонолану суждено было погибнуть, и он мог бы еще тогда догадаться об этом, если бы прислушался повнимательнее. Но разве Шамуд не сказал вдобавок, что он непременно отправится в путь с братом, потому что Тонолан приведет его в места, до которых сам он никогда бы не добрался? Почему же он оказался именно здесь?

Эйла все пыталась придумать, как бы ей подступиться к незнакомцу и научиться словам его языка. Наконец она вспомнила, с чего начинал Креб: с имен. Собравшись с духом, она посмотрела прямо в глаза Джондалару, прижала руку к груди и сказала: «Эйла».

Джондалар вытаращил глаза:

– Значит, ты все-таки решила поговорить со мной? Так звучит твое имя? – Он приподнял руку и указал на нее. – Повтори еще раз.

– Эйла.

Она говорила со странным акцентом. Каждый из слогов звучал отрывисто, как будто она сглатывала часть звуков, а гласные поражали своей гортанностью. Он встречал людей, говоривших на самых разных языках, но ему ни разу не доводилось слышать ничего подобного. Он постарался как можно точнее воспроизвести произнесенное ею слово, хоть и знал, что добиться полного сходства ему не удастся: «Эээй-лаа».

Эйла с трудом узнала свое имя, когда Джондалар произнес его. Некоторые из членов Клана считали, что выговорить его нелегко, но в его устах оно звучало совершенно иначе. Когда он говорил, звуки сливались воедино, на первом слоге интонация повышалась, а на втором понижалась. Эйла не помнила, чтобы кто-нибудь еще произносил ее имя таким образом, но у нее возникло ощущение, что именно так оно и должно звучать. Затем она указала на него и подалась вперед в надежде, что он назовет свое имя.