Horse Lifes

Джондалар был потрясен. Он вышел следом за Эйлой из пещеры и остановился посреди выступа, глядя на нее. Одним ловким прыжком она вскочила на спину лошади, и та галопом помчалась по долине. Эйла всегда была такой спокойной и никогда не сердилась. Именно поэтому Джондалара так поразила ее бурная реакция на его слова.

Ему казалось, что он относится к плоскоголовым с редкостной непредвзятостью. Он полагал, что преследовать их незачем и лучше избегать столкновений с ними. Он не стал бы убивать никого из них, разве что в крайней ситуации. Но мысль о том, что мужчина мог поделиться Даром Радости с самкой плоскоголовых, всегда казалась ему неприемлемой. Слова Эйлы, от которой он узнал, что самец плоскоголовых мог иметь близость с женщиной, ударили по чувствительному месту. Для него это значило, что женщина подверглась осквернению.

А он испытывал такое сильное влечение к ней. Ему припомнились истории, которые, грязно посмеиваясь, рассказывали подростки и молодые мужчины, и ему стало плохо, как будто его коснулась страшная зараза, от которой он начнет чахнуть и уже не сможет быть полноценным мужчиной. Но нет, Великая Мать Земля смилостивилась над ним и не допустила, чтобы такое случилось.

Но то, что Эйла родила чудовище, мерзкую тварь, являющуюся вместилищем злокозненных духов, еще ужаснее. Он не решился бы рассказать об этом ни одному из сородичей. Впрочем, слухи о подобных случаях упорно ходили среди людей, хотя все с жаром уверяли, будто такое невозможно.

Но Эйла не сочла нужным ничего отрицать. Она открыто все признала и взялась защищать своего ребенка… с невероятной горячностью, как и любая мать, ребенка которой кто-то попытался оклеветать. Его презрение к плоскоголовым вызвало у нее возмущение, она страшно рассердилась. Неужели плоскоголовые и вправду вырастили ее?

За время Путешествия ему доводилось встречать на пути плоскоголовых. И у него даже появились сомнения в том, что они звери. Ему припомнился случай, когда он столкнулся с молодым самцом и самкой постарше. И тогда юнец воспользовался ножом, изготовленным из толстой пластины, чтобы разрезать рыбину пополам, – точно таким же, какой он видел у Эйлы. А его мать, как и Эйла, была одета в обернутую вокруг туловища шкуру. Эйла держалась точно так же, как та самка, особенно поначалу, когда вечно ходила с опущенной головой, стараясь не привлекать его внимания. Меховые шкуры на постели отличались такой же мягкостью, как волчья шкура, которую дали ему плоскоголовые. И копье! Ее тяжелое примитивное копье точь-в-точь походило на копья, которые держали в руках плоскоголовые, встреченные им и Тоноланом, когда они спускались с ледника.

Он давно уже мог получить ответ на мучившие его вопросы, если бы хорошенько призадумался. Зачем ему понадобилось выдумывать, будто она – одна из Тех, Кто Служит Матери и живет таким образом потому, что проходит через испытания с целью усовершенствовать свои навыки? Но надо отметить, в искусстве целительства она, пожалуй, не знает себе равных. Неужели Эйла вправду получила такие знания от плоскоголовых?

Он видел, как она скачет на лошади куда-то вдаль. Она величественна даже в гневе, подумал он. Многие из женщин, которых он знал, часто повышали голос из-за любого пустяка. Порой Марона разражалась пронзительными воплями и становилась похожей на сварливую мегеру, вспомнил он, подумав о женщине, с которой когда-то надеялся связать свою жизнь. Но всякое проявление силы и требовательности чем-то нравилось ему. Его тянуло к сильным женщинам. Они могли постоять за себя, им не был чужд дух соперничества, а в тех редких случаях, когда он давал выход обуревавшим его страстям, они проявляли стойкость и упорство. Он с самого начала предположил, что у Эйлы несгибаемый, цельный характер, несмотря на всю ее сдержанность. «Ты только посмотри, как она мчится вперед, восседая на лошади, – подумал он. – Какая восхитительная, красивая женщина!»

Внезапно его словно окатило холодной, как лед, водой: он понял, что наделал. Лицо его резко побледнело. Эйла спасла его от смерти, а он отшатнулся от нее с отвращением, как от грязной твари. Она не щадя сил заботилась о нем, а он в ответ облил ее презрением. Он назвал мерзкой тварью ее ребенка, ее любимого сына. Джондалар ужаснулся собственной неблагодарности.