Horse Lifes

– Вы тот человек, который выудил Дэйва из реки.

– Да, – удивленно подтвердил я.

– Он звонил вчера и сказал, что я могу полностью доверять вам.

Стройная, тонкокостная женщина с круглой, твердой попкой, какая всегда бывает у тех, кто ездит верхом с детства. Нежный овал лица с немного квадратной челюстью, тонкий нос, широко расставленные блестящие глаза, русые с проседью вьющиеся волосы. Чтобы определить, употребляет ли она косметику, мне надо было подойти поближе. А так похоже, что все краски естественные. Решительность и уверенность сквозили в каждом ее движении, и по ее тону я понял, что прислушиваться к словам мужа отнюдь не в ее привычке.

– Садитесь. – Она показала на стул. – Выпьете? – Это в два часа дня по жаре! – Виски? – Жена Дэйва, не дожидаясь ответа, сама приняла решение, выбор гостя ее мало интересовал.

Я наблюдал, как она налила на кубики льда в высокие тонкостенные бокалы бледно-золотистую жидкость, как капнула туда воду и потом протянула мне бокал изящной загорелой рукой. Тяжелый золотой браслет позвякивал вокруг запястья, и в ноздри мне ударил запах французских духов.

Я попробовал виски. «Хедж энд Батлерс Ройял», решил я. Тонкий и легкий вкус свойствен именно этому сорту. Аромат от одного глотка еще долго держался на языке.

– Эва сказала, что вы говорите по-венгерски. – Жена Дэйва взяла свой бокал и сделала мужской глоток.

– Да.

– На нее это произвело впечатление.

– Я приехал по делу Крисэйлиса . – начал я.

– Вы говорите и на других языках? – Произношение скорее американское, чем английское. Отрывистый тон и несколько заплетающийся язык открыли мне, что это не первый бокал виски. Но по ее лицу ничего не было заметно.

– На немецком. – Я состроил светскую улыбку.

Метод, по которому я учил языки, состоял в том, что неделя давалась на поверхностное знание, три месяца – на беглую речь и два года – на достижение такого уровня, при котором, когда слышишь перевод на совершенный английский, узнаешь особенности речи и ход мысли на языке, с которого сделан перевод. Этим я занимался семь лет, начиная с двадцати. Так в меня вбили немецкий, венгерский и пять славянских языков, от русского и чешского до сербохорватского. Ни один из них не годился для поиска жеребцов, и вообще интерес к этим языкам вышел из моды. Новые агенты учат суахили, арабский и китайский.

– И, наверно, французский, – продолжала она.

– Немного, – согласился я.

– Надеюсь, достаточно для жизненных потребностей. – Выражение лица и тон, каким она подчеркнула слово «потребностей», не оставляли сомнений, что она не имела в виду пищу и напитки.

– Абсолютно, – подтвердил я, принимая ее понимание.

Она засмеялась. Смех грубый, ничего общего с хрупкой, изящной дамой.

– Крисэйлис настоящее мучение, – заявила она. – Я бы его вообще не выбрала. У этого жеребца плохая наследственность, такая же хилая, как то, что осталось в штанах у старика, и он передает это свойство по наследству. Они все так делают. Мот выиграл дерби потому, что был ужасно плохой год. И если бы кто-то обошел его на половине дистанции, он бы сник, как мокрая простыня. – Она сделала большой глоток. – Знаете главную правду об этих чертовых лошадях?

– Ну и что это за главная правда о чертовых лошадях?

Она ошеломленно посмотрела мне в глаза, потом недоверчиво засмеялась.

– Так вот, главная правда о лошадях заключается в том, что они превращают мужчин в дураков.

Я невольно улыбнулся, меня забавлял контраст между грубостью ее мыслей и языка и изящной внешностью.

– Я собираюсь поплавать, – неожиданно сообщила она. – Возьмите с собой бокал.

Жена Дэйва снова налила себе виски и, не оглядываясь, пересекла зеленый ковер, отодвинула стеклянную дверь и сетку от насекомых и пошла по мощеной террасе к зеленой лужайке. Вздохнув, я встал и последовал за ней. Трава была густой и упругой, совсем непохожей на английский стриженый газон.

Она остановилась у бассейна в форме почки, расстегнула застежку желтого платья, и оно упало к ее ногам. Она осталась в купальнике, показав стройное и хорошо ухоженное, но немолодое тело. Ближе к пятидесяти, решил я.

Жена Дэйва соскользнула в воду и легла на спину, а я наблюдал, как солнце отражается на водной ряби над ее коричневым животом.

– Спускайтесь ко мне, – почти приказала она. – В раздевалке много купальных костюмов.

Я улыбнулся, покачал головой и сел на один из мягких плетеных стульев, окружавших бассейн. Она не спешила, плескалась, плавала и била ладонями по воде. Солнце припекало, но не так, как в городе. Я снял куртку и чувствовал, как горячие лучи поджаривают кожу сквозь тонкую белую рубашку. Мир и покой обволакивали меня. Мне не хотелось, чтобы она торопилась присоединиться ко мне, но она вскоре вышла из воды, капли блестели на ее теле, натертом маслом для загара.

– Вы едва попробовали виски. – Она обвиняюще смотрела на меня. – Уверена, что вы не из тех хиляков, которые пьянеют от глотка виски. – Она подняла свой бокал и доказала, что она уж, во всяком случае, к таковым не принадлежит.