Horse Lifes

– Дон-да-ла смеяться?

– Да, правильно.

– Эйла смеяться. Эйла часто хотеть смеяться.

– Ну а сейчас Джондалар «хотеть выйти из пещеры», – ответил он. – Где моя одежда?

Эйла принесла одежду, которую ей пришлось разрезать, чтобы снять с него. Джондалар увидел, как сильно изодрал ее когтями лев, и заметил на ней коричневые пятна. Часть бусинок и других украшений осыпались с рубашки.

Увидев все это, Джондалар посерьезнел.

– Видимо, мне здорово досталось, – сказал он, приподняв свои штаны, заскорузлые от крови, – носить их больше невозможно.

Эйла пришла к такому же выводу. Порывшись в своих припасах, она принесла новую выделанную шкуру и длинные узкие полоски кожи, а затем попыталась обернуть шкуру вокруг пояса Джондалара, памятуя о том, как поступали мужчины из Клана.

– Я справлюсь, Эйла, – сказал он и, пропустив лоскут из мягкой кожи между ногами, подтянул его края к поясу спереди и сзади. – Помоги мне чуть-чуть, – добавил он, пытаясь обвязать полоску кожи вокруг пояса, чтобы лоскут не свалился.

Эйла помогла ему справиться с этой задачей, а затем, подставив плечо, жестом велела ему опереться на вторую ногу. Джондалар ступил ею на землю и осторожно наклонился вперед. Боль оказалась сильнее, чем он ожидал, и он начал сомневаться в том, что ему удастся осуществить задуманное. Собравшись с духом, он оперся на плечо Эйлы и, сильно хромая, сделал один шаг, а затем второй. Когда они добрались до выхода из небольшой пещеры, он просиял, увидев выступ в скале и высокие сосны, росшие на противоположном берегу реки.

Он остановился у выхода, прислонившись к надежной каменной стене, а Эйла вернулась, чтобы прихватить циновку из соломы и меховую шкуру, которые она затем расстелила в дальнем конце широкого выступа, в том месте, откуда открывался самый лучший вид на долину. Потом она возвратилась к Джондалару, чтобы помочь ему. Несмотря на усталость и боль, он был крайне доволен собой и обрадовался еще больше, когда устроился на подстилке и начал осматриваться по сторонам.

Уинни с жеребенком паслись на лугу: они ушли вскоре после того, как Эйла позволила Джондалару приласкать их. Долина показалась ему зеленым райским островком, затерянным среди засушливых степей. Он ни за что не догадался бы о существовании такого чудесного уголка в этих краях. Повернув голову, он увидел скалистую расселину и часть каменистого пляжа, но затем снова перевел взгляд туда, где простиралась зеленая долина, дальняя граница которой находилась у излучины реки.

Первым делом он понял, что Эйла живет здесь одна. Ему не удалось обнаружить ни малейших признаков присутствия других людей. Эйла немного посидела рядом с ним, затем ушла в пещеру и вернулась, прихватив с собой пригоршню зерен. Она выпятила губы, звонко и мелодично свистнула и разбросала зерна по выступу. Джондалар сообразил, что к чему, лишь когда прилетела птица и принялась клевать зерна. Вскоре вокруг Эйлы уже собралось множество птиц самой разнообразной окраски, больших и маленьких, которые то вспархивали в воздух, то вновь опускались на землю, чтобы ухватить еще зернышко.

С громким писком и щебетом, воинственно распушив перья, они мельтешили перед глазами у Джондалара, пытаясь растолкать соперников и насытиться вдоволь. Лишь через некоторое время Джондалар заметил, что многие из звуков, которые он принимал за птичий щебет, издавала женщина. Она блестяще подражала пению самых разных птиц, и время от времени, заслышав знакомые звуки, одна из пташек садилась к ней на палец и начинала вторить. Порой Эйла подносила руку поближе к Джондалару, и ему удавалось прикоснуться к птице прежде, чем та успевала взмыть в воздух.

Склевав все зернышки, птицы разлетелись, остался лишь черный дрозд, который принялся петь на пару с Эйлой, весьма искусно выводившей звонкие, заливистые трели.

Когда дрозд улетел, Джондалар, который затаил дыхание, чтобы не спугнуть птицу и не помешать Эйле, с облегчением выдохнул воздух.

– Где ты этому научилась? Просто потрясающе, Эйла. Мне еще ни разу в жизни не удавалось подступиться так близко к птицам.

Эйла улыбнулась. Она не совсем поняла, о чем он говорит, но заметила, что все это произвело на Джондалара глубокое впечатление. Она снова принялась подражать птичьему пению в надежде, что он скажет ей, как называется эта птица, но он лишь улыбнулся, давая понять, что восхищен ее мастерством. Она попыталась проделать то же самое еще и еще раз, но затем оставила свои попытки. Джондалар не понял, чего она добивается, но внезапно на ум ему пришла мысль, заставившая его нахмуриться. «Она подражает птичьим трелям куда более искусно, чем Шамуд, игравший на флейте! Возможно, таким образом она общается с духами Великой Матери, принявшими обличье птиц». Когда еще одна пташка опустилась на землю возле ее ног, Джондалар бросил на нее настороженный взгляд.