Horse Lifes

– Ты сможешь схватить отблеск солнца в их глазах?

– Близко?

– Головы, шеи и гривы в кадре.

– Томас, – вступил в разговор Зигги, басистые нотки в голосе которого всегда удивляли контрастом со стройностью его тела, – ты спрашивал про диких лошадей.

Прошлым вечером я просил его участвовать в сцене с дикими лошадьми, а предварительно подумать, где их можно взять. Проблема с неожиданными озарениями была в том, что на стадии подготовки к фильму этих сцен у меня в голове не было, и соответственно в плане не учитывалось никакого дикого табуна. Дикие кони не растут на ивах.

Цирковые лошади, предложил Зигги. Слишком толстые и гладкие, возразил я. Мурлендские пони не подойдут, говорил он, они слишком медлительные и тупые. Думай, понукал я его, скажешь мне утром.

– Томас, – произнес Зигги, как обычно, подчеркнув второй слог моего имени, – я думаю, это должны быть кони викингов, из Норвегии. Я уставился на него.

– Ты знаешь, что корабли викингов когда-то регулярно грабили это побережье?

– Да, Томас.

Кони викингов. Отлично. Где я могу взять их? В Норвегии, конечно. Так просто. Я спросил его:

– А ты когда-нибудь работал с норвежскими лошадьми?

– Нет, Томас. Но я не думаю, что они действительно дикие. Они не объезжены, но ими можно управлять.

– Ты сможешь скакать на такой лошади без седла?

– Конечно. – Выражение его лица говорило, что нет такой лошади, которая не выполнила бы то, что он от нее потребует.

– Ты сможешь скакать на ней в женской ночной рубашке и длинном белокуром парике?

– Конечно.

– Босиком? Он кивнул.

– Эта женщина грезит о том, что она скачет на дикой лошади. Это должно быть романтично, нереально.

– Томас, она будет парить на лошади.

Я верил ему. Он попросту был самым лучшим. Даже Монкрифф перестал ворчать относительно нашей поездки.

Мы съели горячий беконный рулет в вакуумной упаковке и выпили кофе, а тем временем черное небо посерело и посветлело и далеко над морем разлился нежный багрянец.

Мы следили, как мир обретает очертания. Вокруг и позади нас через неравные промежутки высились песчаные дюны, тут и там поросшие тростником, длинные высохшие стебли которого шуршали под ветром. Чуть ниже нас песок напоминал рассыпчатую пыль – прилив не затрагивал его, и ветер постепенно строил из него новые дюны. А еще ниже полоса плотно слежавшегося песка тянулась до самых волн, увенчанных белыми гребнями.

Я подсчитал, что прилив нынче был самым низким. Слишком низким для хорошего драматического эффекта. Неделю спустя рассветный прилив будет выше, волны покроют песок. Я подумал, что нам нужно снимать сцену с лошадьми в день среднего прилива, захватить начало отлива, когда вода будет струиться по этим плоским пескам прочь от камер. Скажем, десять дней до следующего средней высоты прилива на рассвете. Слишком скоро. Добавим две недели до следующего противостояния. Двадцать четыре дня, вероятно.

Я рассказал Зигги об ограничениях по времени:

– Нам нужно будет отснять лошадей на этом берегу двадцать четыре дня спустя. Или еще на четырнадцать дней позже – через тридцать восемь дней. О'кей?

– Я понимаю, – согласился он.

– Я пошлю агента в Норвегию арендовать лошадей и транспорт. Ты поедешь с ним удостовериться, что мы получим именно таких лошадей, какие требуются?